Серёж, почему ты выбрал «Куршевель»?

Не знаю. Я когда сюда прилетаю, не особо люблю по местам различным ходить. У Оли всегда вкусно очень. Это даже больше привычка, я консервативный, но не привередливый... Хотя, это, может, я так думаю. Я такой же не привередливый в еде, как и в одежде. Смотря с какого бока на это посмотреть. С одной стороны, я демократичный и люблю довольно простую еду, с другой стороны, могу сразу понять, моё это или не моё. Тебе рассказать, что я люблю? Как начинается мой завтрак?

Конечно! Это раскроет тебя как личность. (Смеются.)

С завтраком я давно определился. В этом плане я реально консервативный парень, потому что завтрак у меня проходит в два этапа. Так как у меня собака, то есть некие особенности начала моего утра. Не важно, во сколько начинается работа, в шесть утра или в два часа дня, мой завтрак на протяжении двух лет происходит следующим образом. Утром я встаю, выхожу из дома, чтобы погулять в парке с Василием. Если дело происходит в Европе, то это специальные площадки для собак. Всегда захожу в одно и тоже место, если это Москва, то это лавка Караваевых, если Милан, то кафе, которое находится на первом уровне дома. Люди, работающие в этих заведениях, нельзя сказать, что смеются, но приятно улыбаются, потому что у меня один и тот же набор. В Москве я беру большой американо и завиток с изюмом. Классическая советская булочка, пропитанная сахарным сиропом, сейчас более европеизированная, маленького размера.

Ромовая баба что ли?

Ну да (смеётся). В Милане — американо и обычный без наполнителя круассан. Я из тех парней, которые не ходят в разные места по утрам и не пробуют разные варианты одно и того же. Я консервативен, и недавно задумался почему. Это даёт мне некую платформу, ощущение стабильности при частых перелётах и постоянно меняющемся окружении, когда твоё утро начинается с одного и того же в одном и том же месте, которое ты знаешь и где знают тебя. Вне зависимости от погоды, настроения, утро стартует с положительных эмоций. Ты точно знаешь, что ты хочешь и получаешь дополнительные эмоции от знакомых людей. И ловишь себя на мысли, что именно об этом в детстве ты читал в книгах: спускаешься вниз, покупаешь кофе, с тобой здороваются, спрашивают, как прошёл вчерашний день и какие планы на сегодня. Это вариант мобильного завтрака: когда у меня есть какая-то утренняя работа, которую надо сделать.

Но если у меня есть час-полтора свободного времени до того, как мне надо выезжать в студию, я ем дома. Домашний завтрак тоже консервативный. Это фриттата, без сыра, конечно. Я её очень люблю. Даже если я буду есть её каждое утро в течение всей недели, это нисколько не наскучит. Фриттата, в отличие от омлета, даёт полет ежедневной фантазии в плане наполнителя. Люблю завтракать не спеша.

И вообще я за то, чтобы с утра было свободное время для завтрака. Потому что от того, как начинается день, зависит то, как он пройдёт. Истерия в 19-20 лет, когда надо срочно убегать и даже кофе не попить, это, мне кажется, дизгастинг.

А так, наверно, я в этом плане и не эстет, и не гурман. Хотя могу скромничать. Я знаю, где лучше всего для меня готовят то или иное блюдо. Это именно мои личные вкусовые предпочтения. Их нельзя приравнять к профессиональному стандарту. Я люблю тартар. Во многих местах заказываю, но лучший — это в «Довиле». Всегда, когда я там, то сажусь на набережной и заказываю. Это, может, комплекс воспоминаний от съеденного в первый раз тартара. В Париже всегда хожу в ресторан в Маре с прованской кухней. Для меня он стал любимым местом, потому что та еда, которую они предлагают, напоминает мне еду из бабушкиного детства — жаркое с петухом или курицей. Простая, понятная мне еда. И его мишленовские звезды здесь ни причём.

Я всеяден, но не особо жалую японскую кухню. Увлечение суши и сашими прошло мимо меня. Возможно, это связано с тем, что в то время, в начале нулевых, я практически не передвигался по миру.

Позже я ездил по Европе, и там всё это стало моветоном. В суши-бары ходили только русские.

В связи с этим вопрос. Есть ли «там» какое-то клишированное восприятие русских?

Вот это, Ром, вопрос точно не по адресу. Это не позёрство, а факт. Меня никогда не принимают за русского. Когда я бываю за границей с моей мамой, которая не говорит на иностранных языках, и общаюсь только я, они и её не «признают».

Были у тебя какие-нибудь конфузы, связанные с ресторанами?

У меня был такой случай в Гонконге. По работе я надолго задержался в Азии. Через месяц мне поперёк горла встали различные вариации китайской еды, и я случайно на обеде был в другом квартале, зашёл в ресторан и обнаружил русское меню. Буквально из четырех позиций. И я увидел борщ. Заказал и уже рисовал в голове его образ, как мне принесли суп, который больше походил на минестроне без макаронных изделий — суп с томатной пастой, перцем, сельдереем. Вот такой классический русский борщ (смеётся).
Я ни разу не заходил в русские магазины за рубежом и не ел в русских ресторанах. Возможно, это связано с тем, что у меня нет проблем с приготовлением пищи дома. Когда живу в Европе, у меня не возникало мысли, что я соскучился по какому-то блюду. Хотя однажды в Милане я приготовил оливье, но исключительно в честь нового года.

Я не сладкоежка. Десерты ем в двух местах. Иногда, когда приспичит съесть что-то сладкое, то лушче делать это в Париже. Тогда я отправляюсь в Маре, там есть небольшой кондитерский магазинчик, вот там я могу купить два шоколадных эклера и схомячить их в один присест. Либо у Лувра, где самая старая кондитерская со времен королей, вот ещё там.

Раз уж упомянули королей, скажи, что ты любишь из искусства.

Своё сознание я называю блочным, канцелярским. При определенной надобности я открываю какой-то ящик, достаю информацию, пользуюсь ею и забываю. Все эти знания определённых видов искусства на сегодняшний момент связано только с моей профессиональной деятельностью. При подготовке коллекции, создании проекта я узнаю новые вещи, открываю новых авторов. Когда-то давно я перестал быть вещистом, к чему-то привязываться. Не думаю, что у меня есть суповой набор из любимых художников, исполнителей. Всё прекрасное прекрасно.

В конце весны я начал работать с новой коллекцией, которая будет представлена в сентябре. И я читал дневники брата Набокова, часть про последние годы перед революцией тронула меня больше всего. Затем начал копаться в форме моряков. Для принта остановился на лилии, это цветок свободы и один из любимых у моряков, а ее форму нашёл в картине Врубеля. Также, работая над принтами, перерыл художников, наткнулся на вьетнамского мастера 40-60-х годов ХХ века, он подходил по настроению и цветовой палитре. В общем, вот такая цепочка.