Клуб «Завтрак»: Певица Настя Полева

Песня и альбом «Ноа-Ноа» как-то связаны с Гогеном?

Да. Второй брат, Кормильцев Евгений, тоже услышал в готовой музыке что-то восточное. Все музыканты поначалу отрицали эту песню, но он нашёл такую своеобразную мистическую тему. Естественно, по истории искусств я знала, кто такой Поль Гоген, но мне не были известны детали: где он жил, куда уехал, сколько он жил на Таити, как складывалась его судьба. Потом я уже прочитала, что он писал там не только картины, но и записки и книги. Почему-то Женю пробило на эту тему, и он решил, что она подойдёт к этой странной песне. Собственно, это название одной из тетрадей Гогена. Я не знаю, что точно означает слово «ноа-ноа», кажется, «благоухающий», и думаю, что, как и у всех языческих народов, оно явно связано с божеством-природой. Возможно, так и девушек называли. И когда Гоген видел их, то явно обалдевал от их красоты, доступности, того, что они ходят полуголые, что там тепло и не надо вообще заботиться о еде, поэтому там и остался. Только климат не очень подошёл.

А что сами любите из живописи? Никогда не писали сами, ведь Архитектурная академия славится своей живописной школой?

Мне, конечно, ближе то, что было в живописи в конце XIX – начале XX веков. Классика и академическая живопись, начиная с эпохи Возрождения, и голландская живопись – это, конечно, круто всё, здорово, но очень давит на меня. Мне нравится, что делалось во Франции на рубеже XIX-XX веков, всё, что дала постреволюционная эпоха, абстрактное искусство, современное, вплоть до периода появления инсталляций. Для меня это многогранный мир. Бескрайний. Когда человечество достигло предела в качестве изображения, в мастерстве и стало двигаться по пути формы, использования новых материалов, новых типов изображения – это очень интересно. Хотя понятно, что изначально у всех должна быть академическая школа. А сама... У меня во время обучения в институте не было подготовки ни по акварели, ни, тем более, маслом писать, только рисунок. Поэтому всему этому я училась сама, но поняла, что у меня не очень хорошо получается и я не могу выработать свой собственный стиль. Я падкая на что-то одно, мне нравится какая-то манера, направление, которое легче схватывается, я западаю на него и работаю в нём или у кого заимствую. У меня своего видения с этой точки зрения никогда не было, в этом плане я бездарность полная (смеётся). 

Когда вы появились в восьмидесятые, было не так много женщин в рок-культуре, пожалуй, только вы и Жанна Агузарова. А сейчас?

Да, мы были такими... первопроходцами (смеётся). Сейчас не только у нас, я считаю, но и во всём мире мало. Есть много великолепных исполнительниц, которые как голос, как хороший инструмент, но которые как авторы, то есть пишут сами, – таких можно по пальцам пересчитать. Просто соотношение участия мужчины и женщины, особенно в рок-музыке, очень велико. В двухтысячные годы у нас женщиной, которая открыла этот ящик Пандоры, стала Земфира. Тогда многие поняли, что можно в доступном варианте, чуть менее изысканном, более просто в гитарном изложении передавать свои мысли, и появились Сурганова, Арбенина, потом «Колибри» и «Пепси», которые мне очень нравятся. Еще Инна Желанная, у неё такой более фольклорный, волшебный оттенок. Сейчас Пелагея сверкает, вот как раз на Дне города я с ней познакомилась. Она вообще одарённый с детства ребёнок, великолепный инструмент, но она сама не сочиняет. Именно тех, кто работает как автор, чтобы и текст, и музыку писать, таких очень мало, поэтому просто само их наличие дорогого стоит. То, что все они есть и существуют, у каждой своя аудитория, это очень хорошо, потому что они удовлетворяют разные вкусы. Я сама сейчас поклонница Ланы Дель Рей (смеётся). Недавно была на её концерте. Её появление и совсем небольшая концертная программа, максимум на час и десять минут, просто потому что больше нету, – очень интересно. Вот появилось что-то такое новое, выплыло. Понятно, что есть поп-музыка, такой железобетон, пробивает, Леди Гага, но вот именно Лана ближе к рок-музыке. Я даже эту лирическую женскую музыку причисляю к рок-музыке, потому что она авторская, очень задумчивая, лиричная, неопопсовленная. В ней есть некоторые моменты декаданса, и этим она очень интересна.

В короткометражном фильме Алексея Балабанова «Настя и Егор» чётко прослеживается идея, что вам в этом фильме соответствует пространство вашей квартиры и фортепиано, а Егору – гитара и шумные компании, и в ранних альбомах у вас больше клавишных...

Да, потому что я сочиняла на клавишных. У меня нет музыкального образования. Гитару мне было сложнее осваивать, естественно, нормально я не умею играть ни на том, ни на другом (смеётся). Но тогда доступней мне было фортепиано и я сочиняла на нём, а на гитару перешла сознательно, чтобы освоить рок-н-ролльный размер четыре четверти, потому что всё, что было придумано на клавишах, перевести в четыре четверти было проблемой. Это классические музыканты могут осваивать три четверти, шесть восьмых, сменные размерные, пять восьмых. А для рок-музыки это не очень драйвово, нужно чтоб было ритмично и долбило в одну точку, у нас очень мало таких песен. Пришлось перейти на гитару, когда Егор понял, что я могу на гитаре поддерживать его, но это было очень кровавое приручение. Сейчас я практически на протяжении всей программы играю на гитаре, потому что мы выбрали вот такой акустический формат, который очень востребован, потому что не все площадки адаптированы для выступления полной группы. И для нас это дополнительная степень свободы. Многие только сейчас приходят к акустическим вариантам, потому что это сложно, чтобы гитары звучали роскошно, жирно, красиво, чтобы не просто щипали струнки, а чтоб звук был такой же полновесный, как на электричестве. Не просто найти подход, но у Егора, как мне кажется, получилось. Вообще, конечно, все баталии и битвы, происходящие между мной и Егором, только развивали нас. Он занимался музыкальной частью, аранжировками, продюсированием, записью, я – сугубо инструмент и автор, я могу сказать, в правильном ли направлении мы идём или нет, но он очень много в себе сломал, передумал. В этом плане мои песни его сформировали, но его опыт абсолютно незаменимый.

С переездом в Питер лирическая составляющая ваших песен как-то изменилась?

Это связано больше с тем, что написание перешло на гитары, что даже отразилось на типе песен. Сейчас меня обратно заставляют переключиться на клавиши, чтобы я немножко отошла от гитарных... клише, чтобы не блуждать, потому что я не гитарист, и кроме тех десяти-пятнадцати аккордов, которые знаю, я не смогу ничего придумать, а там у меня большая степень свободы и фантазия лучше работает. Я уже лет пятнадцать не подходила к клавишам, многие песни, наверное, даже не смогу сыграть, хотя руки сами вспомнят. Когда-то я хотела этот момент вытравить, сейчас понимаю: никогда не говори никогда. Это нормальный творческий процесс, от сложного приходишь к простому, от простого опять хочется вернуться к сложному или найти золотую середину. Вот это блуждание впотьмах, неуверенность, поиски, мучения, так ли ты делаешь, – это вполне нормальное состояние абсолютно каждого автора.

Вот вы говорили, что специально выбирали философские темы, мифологические, ограждаясь от социальных, а было ли какое-то давление на музыкантов, когда вы начинали? Как, например, родители рассказывали, что «Машине времени» закрывали и отменяли концерты буквально перед выступлением.

Тогда у всех это было. Просто они первыми начали и попробовали пробиться через стену недозволенности. Всё было так же. Не дай бог билеты продавать – это вообще сразу тюрьма. Все редчайшие выступления были на вес золота, и ждали их как чудо: хотя бы сыграть где-то. Были какие-то продавливания через телевидение с фанерным звуком, но главное для рок-музыканта – концертная деятельность, живой звук. И вот эта атмосфера вседозволенности, возникшая в девяностые тоже, конечно, сильно повлияла на рок-музыку. Когда вдруг появляется свобода и люди не знают, что с ней делать, – это большое испытание. С другой стороны, – это условия для выживания сильнейших, талантливейших. Сейчас вырос большой пласт музыкантов, целая машина, но по-прежнему дефицит идей, личностей, авторов. С одной стороны, никто никому не мешает, у каждого своя ниша. Только открывайте новые горизонты и просторы, придумывайте новое. Но тут количество не перерастает в качество. Не может быть такого обвала, как в семидесятые, когда на нас рухнула куча мега-звёздных групп – The Beatles, Led Zeppelin, Queen. Пожалуйста, завоёвывайте сердца слушателей, вы свободны и можете делать всё, что хотите, никто не ставит палки в колёса – пишите хорошие песни, сразу станете звёздами, тем более сейчас, при такой силе Интернета. Это мы были завязаны на радио, издательских лейблах. Сейчас радио подхватывает тех, кто уже сам себя раскрутил, они вынуждены ставить тех, кого слушает полстраны, а раньше всё было иначе: какие-то тётьки-дядьки сидели в каких-то местах и решали, кого ставить, а кого нет, наш формат или не наш формат. Сейчас всё решает зритель. Всё справедливо.